Пресвитер Григорий Златорунский родился 4 января 1877 года в станице Михайловской Лабинского отдела Кубанской области (ныне – административный центр сельского поселения в Курганинском районе Краснодарского края). Основанная на Кубани в 1845 году, к концу XIX века станица уже стала крупным поселением: в ней было более 1,7 тысячи дворов и свыше 10 тысяч жителей.
В семье потомственного псаломщика Василия Григорьевича Златорунского и его супруги Феклы Семеновны Григорий был третьим и младшим ребенком. Его отец с 17 декабря 1862 года практически бессменно служил в Покровской церкви станицы Михайловской, находившейся в 120 верстах от духовной консистории: вначале он исполнял обязанности причетника, а через два года был утвержден в должности и в 1868 году посвящен в стихарь. С 1886 года более десяти лет псаломщик Василий Златорунский под руководством священника обучал детей в Михайловской церковно-приходской школе, с особым усердием и любовью относясь к этому делу. За пятидесятилетнюю службу в мае 1911 года награжден золотой медалью на Александровской ленте для ношения на шее. В станице Михайловской ему принадлежал деревянный дом, крытый железом. Здесь в семье Златорунских родились трое детей, воспитание которых с малых лет было пропитано благодатным духом церковности, и выросли они глубоко верующими христианами: старший сын Венедикт служил священником в станице Новороговской Кубанской области; младший – Григорий, тоже избрал путь священнического служения, а дочь Татиана стала женой диакона.
В возрасте десяти лет в 1887 году Григорий поступил в Екатеринодарское духовное училище. Вначале учеба давалась ему хорошо: первый и второй классы он окончил по второму разряду и по результатам годичных испытаний переводился в очередной класс. Однако затем появились проблемы: в третьем классе ему была назначена переэкзаменовка по латинскому языку, в результате чего был оставлен на повторительный курс; а в четвертом классе подлежал переэкзаменовке по географии. Тем не менее, благодаря усердному и кропотливому труду, в 1892 году Григорий окончил полный курс обучения в училище.
Готовясь идти по стопам отца и деда, юноша 11 января 1894 года выдержал экзамен на звание псаломщика при испытательной комиссии в Ставрополе. 24 февраля того же года был назначен исполнять должность псаломщика к Рождество-Богородицкой церкви селения Новый Бурукшун Александровского уезда Ставропольской губернии (с 1899 года – село Степное, ныне – административный центр Степновского муниципального округа Ставропольского края). Поселение было образовано в 250 верстах от губернского города возле реки Сухая Падина всего за несколько лет до приезда Григория – в 1887 году. Уже на следующий год в нем была построена первая саманная однопрестольная церковь, освященная 7 сентября 1889 года, а в 1890 году крестьяне построили здесь и небольшую церковно-приходскую школу. Ко времени прибытия псаломщика Григория Златорунского в селе проживало немногим менее двух тысяч человек вместе с иногородними, в основном малороссы. Приход был бедный, и храм испытывал недостаток утвари для богослужения. Причт церкви состоял из священника и псаломщика, на содержание которых из общественных сумм ежегодно выделялось 300 рублей, а также были предоставлены общественные дома для проживания.
Священник Гавриил Шульгин был старше Григория почти на 20 лет и начинал свое служение в 1884 году в церкви при Ставропольской духовной семинарии; затем во Владикавказской епархии совмещал приходское служение с успешным опытом миссионерской и педагогической деятельности. В июне 1891 года отца Гавриила перевели в Рождество-Богородицкую церковь, где он усердно исполнял пастырские обязанности. В течение четырех лет он был наставником псаломщика Григория Златорунского, в послужном списке которого за 1896 год отмечал: «Устав церковный и краткий катехизис знает хорошо, читает и поет очень хорошо. По должности исправен»
В 1896 году в селе Новобурукшунском юный Григорий вступил в брак с девицей Татианой Евфимовной. Встретив 19 февраля свое совершеннолетие, Татиана вскоре стала верной спутницей его жизни до последнего вздоха. В клировой ведомости Рождество-Богородицкой церкви о юной матушке сказано, что она – поведения «очень хорошего». Когда Златорунские уже ждали рождения первого ребенка, 20-летний глава семьи 15 марта 1897 года сдал при Моздокском городском училище экзамен на звание учителя начальных школ Министерства народного просвещения.
В том же году псаломщик Григорий Златорунский, как и многие клирики Ставропольской епархии (в том числе и его отец, Василий Златорунский), принял участие в проведении Первой всеобщей переписи населения Российской империи в качестве счетчика. В связи с низкой грамотностью сельских жителей ему самому пришлось заполнять большую часть переписных листов. За усердные труды по переписи он был награжден бронзовой медалью.
Первая дочь Златорунских Мария – родилась 21 сентября 1897 года. Появились новые заботы и хлопоты, однако содержание причта Рождество-Богородицкой церкви было «скудным», и Григорий Васильевич подал прошение о переводе на новое место.
22 апреля 1898 года он определен на диаконо-учительское место к Покровской церкви села Северного того же уезда. Село находилось в 80 верстах от губернского города Ставрополя. Это один из старейших населенных пунктов Ставрополья: селение образовано на месте крепости Северной на Азово-Моздокской укрепленной линии, до 1870 года являлось казачьей станицей и находилось в военном ведомстве. В 1890-х годах здесь имелось 543 двора и 562 дома, проживало более 3,3 тысяч человек, в основном малороссы. Все население было православного вероисповедания.
Через два месяца, 21 июня 1898 года Григорий Златорунский был рукоположен епископом Ставропольским и Екатеринодарским Агафодором во диакона и в этом сане около 11 лет служил в церквях Ставропольской губернии и Кубанской области. Небольшая деревянная церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы, ставшая первым местом его диаконского служения, была построена в самом центре села Северного в 1843 году. К 1890-м годам здание сильно обветшало, поэтому сельское общество рассматривало вопрос о строительстве нового храма. Однако каменную церковь удалось построить только в 1904 году, когда отец Григорий уже покинул приход.
Причт церкви составляли священник, диакон и псаломщик. Священником был выпускник Ставропольской духовной семинарии отец Василий Гарнага, рукоположенный всего за год до того. Молодой пастырь, который был старше своего диакона всего на три года, по воскресным и праздничным дням произносил поучения и беседы как своего сочинения, так и по опубликованным текстам, а также вел вечерние собеседования с народом. Первый священник, с которым довелось служить отцу Григорию, стал для него достойным примером пастырского служения. Благочинный отмечал исправную службу и «очень хорошее» поведение диакона Григория Златорунского. Начальный этап служения отца Григория прошел под руководством духовника благочиния заштатного священника Александра Смирнова, прослужившего в селе Северном около 50 лет. Этот неутомимый труженик на ниве Христовой был душой прихода, все искренне любили и уважали его, дорожили его назидательным живым словом. Для молодого духовенства он стал «замечательным наставником и духовным отцом».
В 1898 году началась также педагогическая деятельность отца Григория. Христианскому просвещению и воспитанию детей он посвятил 20 лет неустанного и усердного труда. В селе Северном учительствовал в одноклассной церковно-приходской мужской школе и воскресной церковно-приходской школе для девочек, в которых обучалось около 100 детей.
В это время семья Златорунских жила на квартире, на оплату которой сельское общество выделяло ежегодно 70 рублей. Выплата жалованья не предусматривалась, поэтому диакон, как и остальные члены причта, пользовался только плодами земельного надела и «доброхотным подаянием за исправление христианских треб» – содержание «крайне бедное». В связи с рождением 16 сентября 1899 года второй дочери – Людмилы – и увеличением семьи, средств стало не хватать.
По прошению диакон Григорий Златорунский был переведен 25 мая 1900 года к Христо-Рождественской церкви села Обильного Александровского уезда Ставропольской губернии (ныне входит в Георгиевский городской округ Ставропольского края). Основанное в 1874 году на реке Куме, на землях терских казаков, к началу XX века оно стало крупным торговым селением на 825 дворов, 837 домов и более 5,5 тысяч человек православного вероисповедания. В селе был молитвенный дом, построенный в 1895 году вместо сгоревшей деревянной церкви святителя Николая Чудотворца, и вторая деревянная церковь, в честь Рождества Христова, освященная в 1883 году. Вместе с отцом Григорием в Христо-Рождественскую церковь был назначен рукоположенный 11 июля священник Евгений Гриценко, выпускник Кубанской учительской семинарии, ранее восемь лет служивший диаконо-учителем в той же церкви.
В селе Обильном диакон Григорий Златорунский служил пять лет. Жалованья не получал, содержание «доброхотным даянием прихожан» считалось достаточным. Состоял учителем церковно-приходской школы, которая с 1885 года располагалась в кирпичном доме с двумя просторными комнатами. Семья жила при школе в трехкомнатном флигеле с отдельной кухней. Годовой бюджет школы составлял 175 рублей, обучалось в ней 30 девочек.
Должность учителя отец Григорий проходил исправно, активно включился в работу по «водворению и поддержанию в школе добрых порядков, проникнутых чувством любви и расположения к детям», не жалел своих трудов на их воспитание и христианское просвещение. Применявшиеся молодым сельским учителем меры нравственного воздействия на учащихся, а именно «наставления, советы, вразумления, одобрения, поощрения и порицания», позволили ему достичь хороших результатов. «За отлично-усердное и успешное исполнение обязанностей по школе» в 1902 и 1904 годах диакон Григорий Златорунский был отмечен благодарностями вышестоящего начальства. А в отчете Ставропольского епархиального наблюдателя церковно-приходских школ и школ грамоты, священника Михаила Космодамианского за 1903–1904 учебный год диаконо-учитель Г. Златорунский указан в числе лучших педагогов епархии, «которые заявили себя особенною опытностью, усердием и успехом в преподавании».
Воспитывая и обучая детей, отец Григорий не оставлял своим вниманием и взрослых. Он проводил народные чтения с целью «сблизить население с школой, укрепить в глазах его авторитет школы, с одной стороны, а с другой, чтобы дать разумное развлечение народу и тем отвлечь его от «улицы» и уличных развлечений, нередко сопровождаемых пьянством». Например, в 1903–1904 учебном году в церковно-приходской школе при Христо-Рождественской церкви было проведено 15 чтений, на которых присутствовало от 60 до 120 слушателей. Читали статьи религиозно-нравственного характера, жития святых, публикации по истории, литературе, быту крестьян и т.п. Народ любил чтения и охотно посещал их.
В селе Обильном в семье Златорунских 25 марта 1904 года родилась третья и последняя дочь – Клавдия. 25 июля 1905 года диакон Григорий Златорунский был перемещен к Михаило-Архангельской церкви станицы Тенгинской Майкопского отдела Кубанской области (ныне – Тенгинское сельское поселение Усть-Лабинского района Краснодарского края), где служил около четырех лет. Основанная на реке Лабе в 1843 году, она получила свое название от Тенгинского полка, стоявшего здесь во время Кавказской войны. Расположенная на равнине, станица утопала в садах. Деревянная церковь на каменном фундаменте была освящена во имя Архангела Михаила в 1868 году. Ко времени служения отца Григория ее штат состоял из двух священников, одного диакона и двух псаломщиков. Жалованье из войсковых сумм выплачивалось только первому священнику, а остальные члены причта получали положенную часть из братской кружки. Церковь имела большой приход: 591 двор, около 4,7 тысяч человек.
Служение отца Григория на родной Кубани пришлось на неспокойные годы. Он сам позднее вспоминал о воззваниях, которые в это время расклеивались по заборам, разбрасывались по улицам и дворам: «Свободомыслящие призывались к объединению для ниспровержения государственной власти. Объединение не достигло цели лишь потому, что этому помешали правомыслящие члены Церкви». Кроме того, после издания 17 апреля 1905 года указа «Об укреплении начал веротерпимости» в России сформировались благоприятные условия для распространения сектантства. Немногочисленному приходскому духовенству теперь противостояли разъездные проповедники самых разных толков, местные «наставники» и сектантские книгоноши, а рядовые члены сект считали своим долгом внедрять их учение среди знакомых православных христиан.
Отец Григорий уже имел опыт общения с сектантами: в селах Новобурукшунском и Обильном проживали от 20 до 50 человек баптистов, в станице Тенгинской – до 30 человек хлыстов. Однако не эта горстка заплутавших односельчан беспокоила его – молодой, но опытный педагог видел, какие разрушительные силы стояли за ними. Диакон Григорий замечал, как нарастали тиражи сектантских журналов, издававшихся в том числе «за американские доллары, ассигнованные для пропаганды сектантства в России». Он знал, насколько пагубное влияние на неокрепшие души оказывали речи сектантов, и спустя много лет писал: «Яд сектантской закваски действует иногда медленно, но результат этого действия ужасен: если со стороны православных пастырей не будет вовремя принято должных мер к вразумлению колеблющихся и сомневающихся, то хромлющее соделается сыном погибели»1. Беспокойство о колеблющихся в вере стало одним из мощных мотивов, подвигнувших отца Григория к принятию пастырского служения и началу противосектантской миссионерской деятельности.
В станице Тенгинской диакон Григорий Златорунский продолжал работать учителем в одноклассной церковно-приходской школе. В ней обучалось 45 девочек. С 1899 года школа размещалась в большом новом кирпичном доме, где жила и семья диакона. В его послужном списке за 1908 год указано: «По службе всегда исправен и в школе занимается очень усердно», а также отмечено его «отлично-хорошее» поведение.
В 1905–1906 годах из-за беспорядков дважды закрывалась Ставропольская духовная семинария. Подвергшись духу времени и социалистической пропаганде, ее выпускники нередко отказывались от принятия священного сана. В это время епископ Ставропольский и Екатеринодарский Агафодор стал чаще рукополагать в сан священника достойных кандидатов из числа диаконов, не окончивших семинарского курса. Диакон Григорий Златорунский компенсировал отсутствие семинарского образования глубоким изучением творений Святых Отцов и духовной литературы. Самостоятельно подготовившись к пастырскому служению, он 20 августа 1908 года выдержал в Ставрополе экзамен по богословским предметам.
2 марта 1909 года, по прошествии первой седмицы Великого поста, отец Григорий был определен на место священника Покровской церкви села Голицыно Лабинского отдела Кубанской области (ныне – село Галицыно Кочубеевского муниципального округа Ставропольского края). 25 марта, на Благовещение Пресвятой Богородицы, в Андреевской церкви города Ставрополя (при Архиерейском доме) состоялась его священническая хиротония.
Источники не зафиксировали беседу архиепископа Агафодора с отцом Григорием при совершении Таинства Священства, однако они пронесли через столетие, какие наставления пастырям Церкви родились в душе владыки в тот праздник Благовещения. Это был четверг. А уже в воскресенье, 28 марта, было опубликовано «Пастырское послание Высокопреосвященнейшего Агафодора, архиепископа Ставропольского и Екатеринодарского, боголюбивым пастырям Ставропольско- Екатеринодарской церкви». Священник Григорий Златорунский, совершив свою первую воскресную Божественную литургию, принял наставление архипастыря как отеческий завет, руководство в жизни и деятельности.
Владыка призывал пастырей запечатлеть в сердцах, отразить в словах и поступках заповедь святого апостола Павла: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою» (1 Тим. 4, 12). «Уже четыре года, – напоминал архиепископ Агафодор, – как действует в Отечестве нашем закон о свободе совести и широкой веротерпимости по отношению к инославным исповеданиям вообще и иномыслящим в вере и жизни в частности. Этот закон, как показал опыт, служит для нас, православных людей, испытанием крепости веры нашей, пробным камнем твердости исповедания и нелицемерной преданности нашей Церкви; а иномыслящими в вере и жизни, – обществами инославных исповеданий, старообрядчества в его толках и всякого сектантства, – вероисповедная свобода понимается как возможность не только проявлять всеми и каждым свое исповедание и упование, но и вести открыто борьбу с православной все еще господствующей Церковью. За последнее время ведется усиленная пропаганда всяких вероисповедных лжеучений среди чад православной Церкви. Враги истины и любви Христовой стремятся отторгнуть от святой матери нашей Церкви возможно большее число чад ее». Владыка писал, что «от всех и каждого из нас, – от архиерея и иерея» в минуту такого испытания требуется искренняя ревность в пастырском служении, бодрость на Божественной страже, любовь и верность.
Старец-архиепископ прямо призывал своих батюшек к христианскому подвигу: «Прежде всего будьте святы во всей своей жизни (1 Петр. 1, 15). Помните, что мы своим словом и примером жизни можем спасти и погубить людей, слышащих и видящих нас. Это условие налагает на нас долг – и в жизни домашней, и в служении общественном, всегда и везде быть примером строгой, неукоризненной, православно-христианским пастырям приличной жизни, всегда и во всем исполненной духа теплой и бескорыстной ко всем любви, удаляться всего, что может дать повод предосудительным толкам и злословию… благоприлично и благопристойно, с сердечным вниманием и нелицемерным благоговением, правильно употреблять внешние молитвенные знаки и тем более совершать молитвословия… чтобы во всем всегда был виден и ощущаем сердцем сомолитвенников в лице священника служитель Божий». Глубоко запали в душу молодого иерея слова Владыки: «Если мы сами, пастыри стада Христова, не будем «ходить достойно своего звания» [Еф. 4, 1], – мы [будем] бессильны и паству научить вере и благочестию, и слабые в вере и жизни души удержать в церковной ограде, и тем менее убедить заблудших в истине веры и Церкви Христовой».
Село Голицыно, в котором предстояло служить молодому священнику, было основано на рубеже XIX–XX веков близ ногайского аула Кара-Мурза, на левом берегу реки Кубани в 45 верстах от Армавира (до ближайшей железнодорожной станции Овечка – 10 верст). Здесь были поселены отставные нижние чины (военные) с семьями. В 1901 году сельское общество просило разрешения духовной консистории на покупку деревянной церкви в селе Высоцком. Установка иконостаса и освящение храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы состоялись в 1904 году. До назначения священника Григория Златорунского церковь была приписана к приходу Иоанно-Богословской церкви села Богословского (ныне – село Балахоновское Кочубеевского муниципального округа Ставропольского края), расположенного в 12 верстах на левом берегу реки Кубани. Причт церкви состоял из священника и псаломщика. Годовое казенное жалование отца Григория составляло 300 рублей; дополнительно причту полагалось жалование от сельского общества, но с 1910 года оно не выплачивалось: в декабре 1909 года общество по своей бедности постановило не платить причту. Кружечный сбор тоже был невелик – меньше казенного оклада. За свою жизнь отцу Григорию довелось жить в семи разных селах и станицах, но Голицынское оказалось самым маленьким из них: здесь насчитывался всего 241 дом и 1,4 тысячи человек вместе с жителями хуторов.
Тем не менее, в 1910 году в Голицыно был построен общественный дом для священника. Пусть и с трудом, но в селе начинала формироваться самостоятельная приходская жизнь. Хотя в клировой ведомости отмечалось, что «причт … очень нуждается», 33-летний пастырь помнил данное ему при хиротонии наставление архиепископа Агафодора: «Настало время всем и каждому служащему в Церкви Божией, когда необходимо самоограничение себя… поступаться трудами своими и стяжаниями ради свидетельства веры и благочестия». В основу служения на своем первом приходе иерей Григорий положил высшие духовные интересы и отеческую заботу о прихожанах.
Служение священника не снимало с отца Григория прежних обязанностей учителя сельской школы, а лишь повышало меру его ответственности. Архиепископ Ставропольский и Екатеринодарский Агафодор напутствовал его при рукоположении на голицынский приход: «Особенный долг пастырства – учительство паствы вере и благочестию. Церковь, матерински заботясь о просвещении чад своих познанием веры и закона Божия, указывает пастырям долг неустанного служения учительству. Теперь есть полная возможность предлагать научение вере народу от юности в начальных школах различных видов… а это возможно лишь при сердечном отношении священников к законоучительству. Будет оно тогда, когда законоучитель будет «возгревать дар Божий» [2 Тим. 1, 6] в юных сердцах. Чем и как – это укажет ему любовь к детям и ревность по Боге». С апреля 1909 года отец Григорий состоял законоучителем в Голицынском одноклассном училище Министерства народного просвещения. В этом же году его многолетняя педагогическая деятельность была отмечена государственной наградой – юбилейной серебряной медалью «В память 25-летия церковно-приходских школ».
На новом поприще священник Григорий Златорунский стремился неустанно проповедовать Евангелие, «со всяким долготерпением и назиданием» (1 Тим. 4, 2). Он принял к сердцу и постарался приложить к своей жизни и деятельности наставление владыки Агафодора: «Слово пастыря… всегда слушается внимательно и охотно. С особенной заботливостью пастырь церковный должен относиться к проповеди Cлова Божия в храме. Пастырь есть вместе и учитель народа. И горе ему, если не благовествует (1 Кор. 9, 16). Проповедуйте и вы, возлюбленные, ревностно и с усердием. По возможности, не оставляйте без проповеди ни одной литургии; научайте своих прихожан истинам веры и благочестия, пользуясь при этом не одним храмом, а и каждым местом и случаем».
Для сельских пастырей важной датой стал 1911 год. 19 февраля исполнилось 50 лет отмены крепостного права. Массы крестьян, уже ощутившие на семейном бюджете отмену выкупных платежей, вдохновлялись открывшейся перед ними через новые законы возможностью стать полноправными собственниками земли. По всей стране прошли широкие празднования, на Ставрополье во многих селах проводили массовые народные собрания, устанавливали памятники императору Александру II Освободителю, с благодарностью писали иконы его небесного покровителя – святого благоверного князя Александра Невского.
Для отца Григория дата юбилея стала двойной радостью: она совпала с днем рождения его супруги, который они встретили в построенном крестьянами для семьи священника новом просторном приходском доме. Продолжая вести жизнь скромную в быту, Златорунские употребили сэкономленные на жилье средства на паломничество к мощам святителя Иоасафа Белгородского.
Участие в торжествах канонизации святителя 4 сентября 1911 года стало судьбоносной вехой в жизни ревностного проповедника. В дальнюю дорогу на поезде отправились всей семьей: отец Григорий, матушка Татиана и три дочери (младшей было 7 лет, а старшей – около 14 лет). Свои впечатления о поездке в Белгород и торжествах батюшка изложил в воспоминаниях, в числе первых опубликованных в местной печати. В 1912 году эти «Впечатления…» были изданы также отдельной книгой. Отец Григорий передает в них атмосферу искренней веры, твердой надежды и пламенной любви богомольцев, решившихся безропотно преодолеть все трудности паломничества. В его зарисовках запечатлены взаимное терпение и поддержка, молитвенный настрой и благоговение, чудеса исцелений, слезы радости и горячая благодарность Богу.
31 августа 1911 года священник Григорий Златорунский с семьей приехал в Белгород и в тот же день посетил Свято-Троицкий монастырь: в ограде собора от пещеры, где покоились мощи святителя Иоасафа, богомольцы стояли попарно вокруг храма в пять рядов. С 1 по 3 сентября паломники говели. Около суток простояв в очереди к мощам святителя, отец Григорий так описывал свои впечатления: «Не чувствуется ни голода, ни жажды; сон не смежает очей. Одна цель, одно стремление: войти в пещеру, поклониться нетленному телу святителя Иоасафа. Вся жизнь, жизнь, проведенная в грехах и суете, жизнь, не достойная звания христианина, припоминается богомольцу в ожидании очереди для входа в пещеру. Сознание своего недостоинства, страх и трепет охватывает душу богомольца; слезы невольно текут из очей; уста шепчут покаянную молитву. В пещеру спускаются по нескольким ступеням железной лестницы, поворот налево, и пред глазами богомольцев открывается дивная и страшная картина: гроб открыт, а в нем покоятся мощи Святителя. Видна митра, лицо и ноги покрыты воздухами, часть руки открыта для лобызания. Лампады и свечи освещают пещеру. Налево от гробницы иеромонах совершает панихиду, а по окончании ее вычитывает молитвы об исцелении недужных… Во время пребывания в пещере не чувствуешь своего бренного тела. Чувство неземного блаженства наполняет душу; отрешенный от земли, вознесен ты на небо. Здесь, в пещере, у гробницы святителя Иоасафа, Господь дает возможность каждому богомольцу насладиться частью того блаженства, которым в полноте будут обладать по смерти истинные последователи Господа Иисуса Христа». За всенощным бдением в ночь на 3 сентября некоторые из священников смогли пройти в храм через пономарку, отец же Григорий, как и другие приехавшие с семьями пастыри, остался в ограде, «сердцем и духом присутствуя в храме». Коленопреклонное пение акафиста богомольцами, оставшимися «вне чертога Господня», воодушевленное и торжественное величание святителю Иоасафу под дождем, и море народа с горящими свечами на площади за монастырской оградой. «Открываются двери собора. Теперь уже не десятки, а сотни впускаются в храм. В толпе богомольцев и я с семьей вхожу в собор… Шаг за шагом приближаюсь к гробнице. Наконец, и я у цели своего стремления, совершаю крестное знамение. Поклона земного за теснотой сделать невозможно. Наклоняюсь, чтобы приложиться к воздуху, лежащему на ногах святителя. Но вдруг, священник, стоящий здесь, поднимает воздух, берет мою правую руку, кладет ее на ноги святителя, и я, недостойный иерей, сподобился своими очами зреть, рукою осязать и грешными устами лобызать святое и нетленное тело святителя Белгородского Иоасафа, всея России Чудотворца. «Святителю отче Иоасафе, моли Бога о мне! Да не в суд и во осуждение будет мне лобзание твоего нетленного тела. Возгревай во мне дар священства, помоги достойно ходити своего звания [см.: 2 Тим. 1, 6 и Еф. 4, 1]!» Слезы выступают на глазах. Подхожу к священнику, помазывающему богомольцев святым елеем. Под впечатлением всего виденного, волнуемый душевными чувствами, забываю о своем иерейском сане и, как мирянин, становлюсь перед священником, не видя его своими затуманенными от слез глазами и ожидая помазания святым елеем. Голос священника: «Прими, брате, стручец», – приводит меня в себя; с лобзанием принимается стручец, с лобзанием же и возвращается после помазания. Храм сияет тысячами огней, торжественно несется стройное песнопение священнослужителей, совершающих молебное пение. Кажется, не ушел бы из храма, готов без конца стоять, слушать, молиться и плакать».
Утром в понедельник, 4 сентября, стояла солнечная тихая погода. После поздней Божественной литургии был совершен крестный ход с нетленными мощами святителя Иоасафа вокруг Свято-Троицкого монастыря. Звонили колокола всех церквей Белгорода, играли военные оркестры, люди расстилали на дороге платки и отрезы ткани, бросали под ноги хоругвеносцев, певчих и духовенства монеты, стояли на коленях со свечами в руках. По завершении шествия мощи были положены в серебряную раку, изготовленную по проекту В.А. Покровского. Отслужив днем в нескольких храмах молебны святителю, отец Григорий с семьей выехал домой.
В 1912–1913 годах священник Григорий Златорунский приобрел первый опыт успешной миссионерской деятельности. С этого времени миссионерство, в том числе и в форме печатного слова, стало важной частью его пастырского служения. В это же время отец Григорий становится постоянным автором «Ставропольских епархиальных ведомостей». Его статьи несут отпечаток беззаветной любви к Правде Божией и горячей заботы о душах верующих. Они посвящены разбору различных возражений против учения и традиций Православной Церкви: истинное значение воинской присяги, необходимость крещения младенцев, духовный смысл поста в жизни христианина. Учение Слова Божия по этим темам отец Григорий излагал в жанре путевых заметок, бытовых зарисовок и в форме диалога, что наиболее доступно для читателя.
Глубокое знание Священного Писания, живое и искреннее восприятие Предания Церкви приближают тексты священномученика Григория к святоотеческим творениям древности. Истоки такого «внутреннего библеизма» отчасти открываются из собственного признания автора: «Сам Господь Иисус Христос заповедал исследовать Писания (Ин. 5, 39), апостол же Павел дал своему ученику и преемнику Тимофею, а в лице его и всем пастырям Церкви, следующее повеление: «Занимайся чтением (1 Тим. 4, 13), вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно (1 Тим. 4, 16), ибо все Писание Богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности (2 Тим. 3, 16)». Исполняя повеление Спасителя и апостола Павла, пастыри Церкви, внимая себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил их блюстителями пасти Церковь Господа и Бога (Деян. 20, 28), неленостно читают Священное Писание, чтобы быть сильными наставлять в здравом учении и противящихся обличать (Тит. 1, 9). Противящихся истине и извращающих Писание должно обличать Словом Божиим, а потому я всегда имею при себе карманную Библию, чтобы доказательства свои подтверждать указанием на соответствующие места Священного Писания». Уже из первой его тематической статьи видно, что свою публицистику отец Григорий воспринимал как одну из форм пастырского служения. Весной 1912 года вышла «Беседа с новобранцем о присяге», в которой он опровергал сектантские заблуждения о греховности клятвы для христианина. После одного из благочиннических съездов в Армавире батюшка встретил призванного на воинскую службу голицынского прихожанина Григория Голубова, который поделился с ним своим смущением после беседы с одним из будущих товарищей: «Неужели же первый шаг нашей службы должен начаться грехом?». Отец Григорий пояснил, что беседа потребует времени, и пригласил новобранцев к себе на квартиру к трем часам дня. «Направляясь к месту сбора духовенства, я невольно задумался… Нам, пастырям, поставленным на страже Христовой Церкви, должно всеми силами бороться с ложным учением сектантов, запрещая, увещевая и обличая благовременно и безвременно [см.: 2 Тим. 4, 2]». На беседу вместе с молодым воином-прихожанином пришли три его товарища, в том числе и Павел, ставший виновником смущения. Отец Григорий подробно и обстоятельно раскрыл им вопрос на основе Священного Писания, а затем напутствовал словами:
«Не страшитесь принимать присягу перед поступлением на службу: не грехом, а послушанием Церкви и поставленным от Бога властям начнете вы службу свою… Да благословит вас Господь и да поможет вам с честью послужить Вере, Царю и Отечеству!». Святость присяги и честь служения были для отца Григория глубоко личным переживанием. Его слова не расходились с делом – он не только других наставлял в вере и верности, но и сам до последнего вздоха свято хранил священническую присягу и с честью нес служение пастыря, запечатлев его мученической смертью.
Возвращаясь из Армавира в поезде, священник Григорий Златорунский стал свидетелем сектантской пропаганды. Возле батюшки сидела женщина с плачущим младенцем на руках: у стрелочника со станции Овечка родился ребенок, но из-за весенней распутицы его окрестили не в Голицыно, а в Николаевской церкви Армавира. Безбилетный крестьянин напротив нее завел разговор и с усмешкой спросил: «И для чего только вы, православные, крестите своих детей?» Отец Григорий вступился за своих прихожан, призвав собеседника к ответу на основании Слова Божия (эту беседу он описал в своей следующей статье). Не имея возможности опровергнуть по существу доводы пастыря и частично признав ошибки баптистов, крестьянин на подъезде к станции Овечка попытался выйти из разговора с гордо поднятой головой: «Это вы, православные, грешите: ругаетесь, божитесь, пьянствуете… А мы, баптисты, принимая крещение в совершенном возрасте, умираем для греха (Рим. 6, 2), рождаемся от Бога (1 Ин. 1, 13), а всякий, рожденный от Бога, не делает греха… (1 Ин. 3, 9)». Батюшка ответил: «Я докажу тебе, что и ты не без греха», и обратился к кондуктору: «Мне здесь вставать, но я не окончил свою беседу с баптистом. Взять билет до следующей станции не успею. Могу ли я проехать без билета до Богословки?». Услышав отказ, он потребовал высадить безбилетного пассажира вместе с ним, пригрозив заявить начальнику станции и жандарму. «Кондуктор бросил [Федору] Петровичу полученный от него полтинник и велел высадиться на Овечке. Сколько грубых, дерзких слов пришлось выслушать мне от разгневанного баптиста! Напускное смирение, мнимая святость, хваленое баптистское незлобие, – все это исчезло бесследно, заменилось ненавистью и злобой. Гнилые слова одно за другим, сквернословие за сквернословием сыпались из уст святоши-баптиста…». Выбрав удобный момент, когда разгневанный собеседник умолк, чтобы перевести дух, священник сказал ему: «Не сердись, Петрович, успокойся, не изрыгай ругательств, за которые ты укоряешь православных. Ты говорил, что живешь по Писанию, а сказано: «Кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5, 41). Я принудил тебя, и иди за мною. Окончим беседу, и ты уедешь; ведь через час опять будет поезд из Армавира».
Слова пастыря подействовали. Собеседник постепенно успокоился и, когда поезд остановился, последовал за батюшкой в станционное помещение, где за столом спросил его: «Да что вы все толкуете, что баптисты – грешники? Кто нас обличит о грехе [ср.: Ин. 8, 46]?» Отец Григорий обличил его не только за поведение в вагоне, но и за поездку без пассажирского билета:
«Ты захотел проехать подешевле и сошелся с кондуктором за полцены. Следовательно, плату за проезд ты украл у хозяев железной дороги и поделился со своим сообщником – кондуктором. Предлагая кондуктору половину платы за проезд, ты тем самым соблазняешь его… Ответишь ты пред Богом за нарушения восьмой заповеди и за соблазн ближнего». Подробно разъяснив, что Священное Писание именует детей «святыми» вовсе не из-за того, что их родители безгрешны или они не нуждаются в Крещении, отец Григорий был готов завершить разговор: «Слышишь звонок? Это поезд вышел со станции Коноково. А вот и касса открылась. Возьми билет: имея его, ты со спокойной совестью, не погрешая смертным грехом, поедешь домой. В дороге поразмысли о той участи, которую готовишь ты своим детям, не дозволяя им войти в завет с Богом в таинстве Святого Крещения. Помни слова апостола Павла: «Если кто Духа Христова не имеет, тот и не Его» (Рим. 8, 9). Подумай об ответственности за нерадение о спасении своих детей: «Кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверующего» (1 Тим. 5, 8). Теперь ты знаешь волю Божию о крещении детей, «раб же тот, который знал волю господина своего… и не делал по воле его, бит будет много» (Лк. 12, 47). Поразмысли обо всем этом и с товарищами поговори. «Испытывайте самих себя, в вере ли вы?» (2 Кор. 13, 15). Прощай! Если приведет Господь снова встретиться, еще побеседуем, не для словопрения, но ради назидания». Однако очнувшийся от своей задумчивости собеседник сказал ему: «Вы что же? Хотите ехать домой? Нет, подождите! Вы принудили меня идти с Вами одно поприще, а теперь я хочу принудить Вас. Беседу о крещении младенцев мы еще не окончили, а потому поедемте со мной до Богословки. Дорогою мы закончим беседу и разъедемся: я в Невинку, а Вы со встречным поездом возвратитесь в Овечку». – «Если ты, Петрович, находишь, что наша беседа еще не закончена, я готов ехать с тобой и далее Богословской станции».
Отец Григорий купил билет до Невинномысской и пригласил крестьянина попить чаю, пока еще не прибыл поезд.
Теперь их разговор касался необходимости научения крещаемого христианской вере: «Спаситель посылал апостолов с проповедью не к младенцам, а к взрослым людям, и поэтому повелел сначала научить, а потом крестить… дети же приводятся ко Христу по вере родителей и восприемников, которые поручаются перед Церковью, что младенец будет «воспитываться в учении и наставлении Господнем» (Еф. 6, 4)… нет никакого основания лишать младенцев возможности вступить в завет с Богом и соделаться членами тела Христова… «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих» (Мф. 18, 10)… Дети, получив в Крещении благодать Святого Духа, по мере возраста своего постепенно научаются своими родителями и пастырями Церкви веровать в Господа Иисуса Христа и соблюдать все то, что Он повелел. Православная Церковь нисколько не погрешает, принимая посредством Крещения в число своих членов младенцев и ожидая, что они «отдадут плоды во времена свои» (Мф. 21, 41)»135. Обстоятельно ответив на все вопросы, батюшка спросил собеседника: «Что еще я должен объяснить, чтобы вполне убедить тебя в необходимости крещения младенцев?» – «Уж не думаете ли Вы перетянуть меня в свою веру?» – «Я не думаю этого, Петрович: знаю, что учение баптистов во многом отличается от учения православной Церкви. О многом и долго пришлось бы мне беседовать, чтобы склонить тебя к воссоединению с Церковью Христовой. Нет, я хотел только доказать тебе, что баптисты заблуждаются в вопросе крещения младенцев. Если бы ты сознал это, то стал бы стремиться побеседовать с пастырями Церкви и о других предметах веры. Тогда и беседы свои вел бы ты не с целью вступать в словопрения (2 Тим. 2, 14) и наносить оскорбления своим собеседникам, но с искренним намерением разъяснить недоуменный вопрос. Вот к чему стремился я, беседуя с тобою о крещении младенцев». – «Хорошо. Я обдумаю все, что слышал от Вас, и с собратьями поговорю». Мирно завершив беседу, священник вышел на Богословской и, пересев на встречный поезд, поехал домой.
Опубликованная по горячим следам летом того же года статья не была для отца Григория отвлеченно-теоретическим рассуждением: на тот момент он уже 15 лет своей жизни посвятил научению детей вере в Господа Иисуса Христа и соблюдению повелений Его. Более того, и впоследствии священник Григорий Златорунский неоднократно беседовал с сектантами на эту тему и убеждал их в необходимости крещения младенцев и отроков: документально подтверждены как минимум два случая, когда казаки-баптисты крестили у него своих детей, не решаясь лично перейти в Православие из-за «стыда друг перед другом». Не раз и в самом селе Голицыно приходилось отцу Григорию вставать на стражу Христовой Церкви. Хотя все местные жители были православными, но сектанты встречались в окрестных селах (например, в селе Богословском проживали 47 молокан и 39 хлыстов), сказывалась также близость железной дороги (сектанты прибывали в эти места по различным делам из Армавира и других крупных населенных пунктов). Два случая из своих пастырских будней священник Григорий Златорунский описал в статьях на тему поста. Например, во время постройки в Голицыно общественного дома для священника он случайно узнал, что двое печников из Армавира говорили остальным мастеровым, что «грех мясное есть» (даже в дни, когда нет поста). Спросив у старшего печника Кузьмича о его уповании, пастырь услышал в ответ: «Господь, не хотящий смерти грешника, отверз мне ум к уразумению Писаний. Я познал суетность старообрядчества и, водимый Духом Божиим, переходил из одной секты в другую в поисках за истиной. Был я и молоканином, и баптистом, и адвентистом. Ныне открыты мне все тайны Царствия Божия, и я стою на верном пути спасения». Увидев перед собой по горделивому и исполненному самомнения ответу «волка в овечьей шкуре», отец Григорий немедленно воспретил ему вносить смущение в души верующих: «Самообольщаешься, Кузьмич: не Духом Святым ты водишься, а дух злобы – диавол, затемняя твой разум и надмевая мнимым знанием, бросал тебя из одного болота в другое, доколе не вверг в самую пучину заблуждений. Если бы Господь отверз тебе ум к уразумению Писаний, то ты, все испытывая, доброго бы держался (1 Фес. 5, 21), а не скитался бы из одной секты в другую. Не на пути ко спасению, а на пути к гибели стоишь ты и теперь: празднуя субботу, ты придерживаешься учения адвентистов, пренебрегая же мясной пищей, сочувствуешь заблуждению хлыстовства. Заблуждаясь сам, ты и других хочешь ввести в заблуждение, смущая души своих товарищей по постройке». Вновь и вновь строго следуя Слову Божию, священник доказал, что «закон об употреблении мяса животных в пищу существует и отменен не был», напомнил, что «и Спаситель ел рыбу; ел не только при жизни, но и после Своего воскресения благословил вкушение», а «в посланиях апостола Павла ясно говорится, что христиане могут употреблять в пищу мясо даже тех животных, кои у евреев считались нечистыми». Беседа продолжалась, пока мастеровые не окончили обед. Один из них (штукатур) присоединился к разговору и рассказал, как Кузьмич уговаривал их «перейти в свою веру, вести райскую жизнь», а женам «толковал, что теперь грешно жить с законными мужьями, а надо ходить на радения и иметь духовных мужей-братьев». Побагровев от стыда, печник тут же злобно оборвал диалог: «Я не Вашего стада овца, и Вам нет дела до меня!», – на что священник ответил: «Я должен, обличая тебя, охранять православных от заблуждения».
Неожиданный эпилог статьи показывает, что ревностное и неравнодушное пастырское служение отца Григория иногда вызывало со стороны недоброжелателей попытки навредить ему и его семье: «Осенью я перешел со своим семейством во вновь отстроенный общественный дом. Когда наступили заморозки, затопили печи; и вот из одной повалил в комнату дым. Местный печник Усиков долго ломал голову, стараясь догадаться, почему печь капризничает? Ведь когда Кузьмич окончил печи и протапливал их на показ, то при этом в числе других лиц, присутствовавших при оценке достоинства работы армавирских мастеров, был и Усиков. Тяга в обеих печах была хороша. Что же теперь случилось? Наконец, разгадка была найдена: Кузьмич, получив от подрядчика расчет, перед отъездом успел на чердаке в борове дымового прохода вынуть кирпич, набросать туда осколков кирпича и мусора и снова заложить отверстие. Так отомстил мне Кузьмич за насмешки мастеровых, которые после моей беседы с этим постником высмеивали иногда его «райское» житие». Подобные выходки не могли ни остановить, ни поколебать отца Григория в стоянии за правду. Помня слова Господа Иисуса Христа: «Отче! Прости им, ибо не ведают, что творят» (Лк. 23, 34), – он искренне жалел тех, кто испытывал неприязнь к православному духовенству: «Не потому ли они придерживаются своего заблуждения, что не ведают учения Православной Церкви, а идти за разъяснением к духовному пастырю не хотят или из ложного стыда, или, что еще хуже, из ненависти к нему? И ложный стыд перед пастырем, и ненависть к нему внушены врагом рода человеческого, который всеми силами старается ослепить ум и держать покрывало на сердце (2 Кор. 3, 14–15) людей, дабы они не видели вернейшего оружия для борьбы против козней его».
Однако были и другие примеры. Так, в конце июня 1912 года, на последней неделе Петрова поста священник попросил голицынского хлебороба Захара Ивановича Калугина привезти бочонок воды из Кубани: «Захожу в хату и застаю всю семью за обедом: хозяйка с детьми, сидя на полу у низенького столика, подкрепляют свои силы редькой, селедкой, луком, огурцами, а хозяин с каким-то сторонним человеком за другим столом трудятся над кислым молоком. Увидев меня, хозяйка вскочила с пола и, обратившись к чревоугодникам, тихо, но с раздражением и укором, проговорила: «У! Срамники!.. Бога не побоялись, батюшки постыдитесь!» Хозяин покраснел, смутился, выскочил из-за стола. Растерялся и гость: не донеся ложку ко рту, уронил ее на стол, пролил молоко. Поспешно стал он вытирать усы и бороду, измазанные предательскими каплями густого молока, а глаза его, уклоняясь от встречи с моим взглядом, беспокойно перебегали от одного предмета к другому. Я не подал вида, что расслышал слова хозяйки и заметил причину их смущения». Однако после того, как Захар пообещал помочь батюшке и испросил прощения, что «поста не соблюл», армавирский гость оправился от смущения и разразился целой тирадой о том, что посты – это «поповские выдумки»: «Когда баптист произносил эту речь, то сидя за столом держал на коленях открытую Библию. Приводя тексты Писания, он не отыскивал цитируемые места, но глаза его все время упорно смотрели в Библию. Хотя мне и не видно было за столом, на что так пристально смотрит баптист, но я догадался, что речь свою он говорит по вложенной в Библию заметке. И действительно; когда баптист окончил обличительную речь и закрывал Библию, то выронил листок с заметками, который, благодаря счастливому случаю, пролетев под столом, упал к моим ногам». Терпеливо убедив сектанта выслушать учение о посте от Слова Божия, отец Григорий в конце беседы подвел итог: «Православная Церковь учит, что во все дни жизни нашей мы должны подвизаться духовным постом, то есть творить дела милосердия и воздерживаться от пороков. Но никто не в состоянии во всей полноте и совершенстве соблюсти этот пост, ибо диавол, действуя на таящиеся в сердце человека страсти и вожделения, склоняет людей ко греху. Дабы отогнать от себя диавола, усмирить и поработить тело свое и тем заглушить вожделения, воюющие во удах наших, необходим телесный пост, при котором должно или вполне воздерживаться от пищи и пития, или, избегая скоромной пищи, в малом количестве питаться постной. Установленные явные посты обязательны для всех, но не возбраняется, и даже похваляется тайный пост. Таково учение Церкви о посте и «тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость» (Гал. 6, 16) от Господа Бога; но те, кто не повинуется уставам Церкви и не соблюдает обязательных для всех постов, тяжко погрешают, ибо непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что идолопоклонство (1 Цар. 15, 23). Еще более погрешает тот, кто соблазняет своего ближнего (Лк. 17, 1–2) нарушать пост».
Эта беседа имела прямо противоположный результат – начавшись напористой руганью сектанта, она закончилась его искренним покаянием: «Баптист поднялся со скамьи и, обратившись к хозяину дома, смиренно проговорил: «Прости меня, Захар Иванович, что я по своему заблуждению склонил тебя нарушить пост. Согрешил я пред Богом и пред тобою! Прости и ты меня, духовный пастырь православных овец! Нагрубил я тебе, осуждал духовенство. Благодарю за наставление! Не откажись составить для меня заметку о том, как учит Православная Церковь о посте. Мою же заметку порви. Недели через две я опять заеду к Захару Ивановичу за должком и забегу к тебе за заметкой: хочу со своими собратьями серьезно поговорить о необходимости телесного поста». Последние строки этой статьи выразили главный посыл всех публикаций отца Григория: «Если у кого из читателей этой беседы имеются еще какие-нибудь недоуменные вопросы, пусть не стыдится за разъяснением их обратиться к духовному пастырю: он никогда не откажет дать необходимые разъяснения и тем «довершить недоконченное» (Тит. 1, 5) мною».
Активная противосектантская деятельность священника Григория Златорунского была замечена епархиальным начальством, и 18 августа 1914 года он был перемещен в Николаевскую церковь станицы Барсуковской Лабинского отдела Кубанской области (ныне – Кочубеевского муниципального округа Ставропольского края) на место священника Ксенофонта Яковлева, который был переведен в село Голицыно. Станицу основали на правом берегу реки Кубани в 1826–1827 годах хоперские казаки. В период Кавказской войны, в 1830–1840-х годах, она входила в состав Ставропольского казачьего полка. Свое название получила от небольшой степной речки Барсуки, впадающей в Кубань: «борсуклы» в переводе с ногайского означает «близко вода». Значительная часть станичной земли была гористой, прибрежная полоса вдоль Кубани примерно верстой в ширину покрыта лесом. Напротив станицы, на левом берегу Кубани, на ровной местности расположилось село Богословское, которое было крупнее станицы (более тысячи дворов, свыше 7 тысяч человек). Оба поселения соединялись мостом через Кубань.
Николаевская церковь станицы Барсуковской была построена тщанием прихожан в 1888 году. Эта прочная деревянная церковь на каменном фундаменте имела удобное расположение: от консистории находилась в 40 верстах, а от благочинного в станице Невинномысской – в 17 верстах; до ближайшей железнодорожной станции Богословской – 9 верст. Штат церкви состоял из одного священника, диакона и псаломщика. Наряду с пастырскими обязанностями, священник Григорий Златорунский трудился в местных учебных заведениях: одноклассной смешанной церковно-приходской школе при Николаевской церкви, а также высшем начальном училище и одноклассном женском училище министерства народного просвещения. Будучи заведующим церковно-приходской школой, в 1916 году он организовал в ней ремонт на сумму более тысячи рублей (до этого церковь выделяла ежегодно на содержание школы до 150 рублей). В последний предреволюционный год в местных училищах обучалось 500 детей, а в церковно-приходской школе – 59. Семья Златорунских жила в деревянном церковном доме, построенном барсуковцами в 1903 году. В нем было четыре комнаты, при доме имелась кухня. К 1916 году дом и надворные постройки обветшали и требовали капитального ремонта, который так и не был проведен. В послужном списке священника Григория Златорунского за 1916 год указано, что взысканиям он не подвергался, под судом и следствием не состоял, в отпусках и за штатом не был. Благочинный отмечал его «весьма хорошее» поведение.
На территории барсуковского прихода (более 630 домов, свыше 4 тысяч человек) проживало 30 сектантов (субботники, баптисты, хлысты). 2 октября 1915 года приход посетил викарий Ставропольской епархии епископ Александровский Михаил (Космодамианский), который отметил: «Отпадений с 1 сентября 1914 года по 1 сентября 1915 года не было. […] Местный священник посещает дома сектантов, беседует с ними, но успеха в обращении заблудших нет». К апрелю 1917 года в «Ставропольских епархиальных ведомостях» были опубликованы извещения о присоединении отцом Григорием к православию 10 человек.
В мятежные 1917–1918 годы отец Григорий продолжал пастырское служение в станице Барсуковской. После получения в станице известия о свержении с престола святого страстотерпца императора Николая II, батюшка говорил трудившимся вместе с ним учителям, что «теперь нечего ожидать хорошего, только будет беспрестанно литься кровь, и вместо «свободы» получится кровавое пиршество […] составятся шайки и будет сплошной грабеж». В связи с этим станичные учителя на тайном совещании в марте 1917 года объявили священника контрреволюционером, решили его арестовать и даже приготовили тачанку, чтобы отправить к властям в Армавир. В назначенный день в 11 часов ночи отца Григория позвали в школу, однако осуществить задуманное не решились и отпустили. Стараясь предотвратить братоубийственную брань, отец Григорий в частных беседах с казаками в это время говорил:
«Если будут отбирать землю – отдавайте, чтобы не было кровопролития». В 1918 году на Ставрополье и Кубани развернулась ожесто- ченная борьба за власть. Стремясь подавить сопротивление, большевики проводили массовые расправы и убийства, в том числе над православным духовенством. В лучшем случае священнослужителей заключали в тюрьму, а в худшем — предавали жестоким мучениям и безвинной смерти. Положение на приходе отца Григория усугублялось тем, что противоборствующие лагеря разделяла лишь Кубань. Настало время ему исполнить до конца наставление, полученное после пресвитерской хиротонии от старейшего иерарха Русской Церкви архиепископа Агафодора: «Истинное пастырство – подвиг… Переносите терпеливо разные невзгоды, клеветы, укоризны и своим терпением и любовью побеждайте людскую злобу и неправду».
Священномученик Григорий Златорунский был зверски казнен безбожниками в начале июня 1918 года, в самый разгар Гражданской войны, в числе первых из клира Ставропольской епархии. После неудачного похода казаков на станицу Невинномысскую отряды красных утром 5/18 июня 1918 года заняли станицу Барсуковскую с целью подавить попытки сопротивления. В этот же день большевикам поступил донос иногородних о якобы поддержке отцом Григорием восставших казаков (служении для них молебна, приобщении их Святых Тайн, а также помощи деньгами), поэтому первым делом красноармейцы ворвались в дом священника, взяли его в качестве заложника и отправили в штаб в селе Богословском (где до революции находилось волостное правление). Там его вместе с арестованными казаками посадили в отдельную комнату, к которой приставили караул для охраны. Сбежавшиеся вскоре местные жители стали издеваться над заключенным: «Ага, волохатый! Попался, будешь знать, как молебны служить, да деньги давать!». Часовые толпу разогнали.
На следующий день матушка принесла отцу Григорию обед, горько плакала и сокрушалась: «Убьют тебя! Непременно убьют». Успокаивая ее, батюшка спокойно ответил: «Не печалься! Моя смерть очень хороша, ибо я погибаю невинный, и лучшей смерти мне не надо. Ты сама знаешь, что я всегда стремился пострадать за правду. Может быть, меня убьют где-нибудь за станицей, не дадут хоронить, – и за этим не плачь».
Суд над священником (революционный трибунал) был назначен на 5 часов вечера 7 / 20 июня 1918 года в станице Барсуковской. Отца Григория, сопровождаемого конным конвоем, встретили громкие торжествующие крики собравшейся толпы. Неистовствующие женщины показывали языки, выкрикивали непристойные слова, оплевывали и дергали узника за волосы. Все эти издевательства и насмешки батюшка переносил терпеливо. В судьи выбрали по два представителя от каждого отряда красноармейцев. На суде сначала огласили обвинительное письмо, в котором священник характеризовался как контрреволюционер, а затем последовал допрос. Отец Григорий отвечал на вопросы «бодро и спокойно». По свидетельству очевидцев, на его кротком лице «не было и тени страха». С первых же слов суд установил, что священник Златорунский в ночь похода не служил для казаков молебны и не давал им деньги. Один из судей стал доказывать его невиновность и настаивать на освобождении (ходили слухи, что в числе судей был красноармеец, которого батюшка некогда учил в школе Закону Божию). Остальные заколебались. Споры начались после появления новых обвинений в том, что отец Григорий – монархист. Большевики вынудили одного из учителей дать показания в суде о высказываниях священника после свержения царя. Половина судей находила священника невиновным, а другие во главе с матросами требовали его казни. После долгих споров, в результате третьего голосования, с перевесом в один голос отец Григорий был приговорен к смертной казни.
Заседание ревтрибунала закончилось поздно вечером, поэтому исполнение приговора отложили до утра. Однако ночью матросы получили срочный приказ вернуться в станицу Отрадную, где появились «кадеты». Перед уходом они ворвались в помещение с арестованными, взяли священника и пять казаков, и поодиночке казнили их за станицей в ночь с 7 / 20 на 8 / 21 июня 1918 года, на Троицкую родительскую субботу. Священника Григория Златорунского казнили на свалочном месте у реки Барсуки. Одежду осужденных забрали палачи. Перед казнью раздетые узники молились. Для расправы над батюшкой матросы определили самого безбожного и отчаянного из своего отряда. Палач уже стоял и помахивал шашкой в ожидании жертвы, но, когда увидел священника, по свидетельству очевидцев, с ним случилось «что-то необыкновенное, видно, почудилось ему что-то особенное, так как он вдруг весь задрожал, бросил шашку и, поднявши руки вверх, закричал: «Не буду я его рубить, что хотите, делайте, не буду». С этими словами он упал, парализованный по рукам и ногам, с отнявшимся языком. Его отправили в ст[ани]цу Бекешевскую, а другие заняли его место. В ход были пущены шашки и штыки». Через несколько минут отец Григорий был изрублен «буквально […] на мелкие кусочки». Последние слова его были: «Умираю за Веру, Царя и Отечество».
Впоследствии большевик П.Ф. Редкозубов (с августа 1918 года – военный комиссар села Богословского) вспоминал, что вскоре после казни председатель ревтрибунала (казак из Отрадной) и член суда П. Столяров были расстреляны по решению «тройки» Кубанской ЧК, прибывшей из Армавира.
Священномученику иерею Григорию Златорунскому был 41 год, на службе в духовном ведомстве он состоял более 24 лет, в том числе 4 года псаломщиком, 11 лет диаконом и 9 лет священником. Все это время он свято исполнял свой долг, проповедуя Имя Того, Кто учил терпению и любви к ближним, Кто указал путь к Вечной жизни.
Родным священника удалось собрать не все его останки, которые были присыпаны сухим навозом. Дочери отца Григория – 18-летняя Людмила и 14-летняя Клавдия – просили барсуковского комиссара Е. Гетманова о разрешении на погребение, но тот даже не выслушал их, а приказал немедленно закопать убитых на месте казни. Вырытую наскоро яму застлали ковром и положили рядом шестерых казненных, накрыв простынями. Большевики не позволили поставить над их могилами кресты и служить панихиды.
Дом казненного священника Григория Златорунского был сожжен большевиками, имущество разграблено. Его вдова Татиана Евфимовна и двое дочерей (старшая, 20-летняя Мария, жила в Петрограде) остались без средств к жизни, полтора месяца содержались под домашним арестом и подвергались всевозможным насмешкам и издевательствам. После прихода Добровольческой армии семья священномученика освободилась из-под ареста. 31 июля 1918 года священник Данииловской церкви Ставрополя Назарий Иванов по просьбе матушки Татианы совершил отпевание отца Григория Златорунского.
Николаевская церковь станицы Барсуковской в конце августа 1918 года была осквернена красноармейцами Тихорецкого полка и сожжена до основания вместе с находившимся в ней имуществом. Перед этим церковному старосте Галактиону Терентьевичу Лоскутову удалось спасти только священнические облачения, Евангелия, кресты и метрические выписки до 1917 года.
В 2016 году имя убиенного иерея Григория Златорунского было внесено в Синодик архипастырей, пастырей, монашествующих и мирян Ставропольской митрополии, в годину гонений за веру Христову пострадавших, и возносилось на уставных панихидах в приходах Ставропольского края в день Собора Новомучеников и исповедников Церкви Русской. 25 августа 2022 года Священный Синод Русской Православной Церкви включил имя священномученика Григория Златорунского в поименный список Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской, благословил совершать его память в день мученической кончины, служить ему молебны и писать иконы.
День памяти священномученика Григория Златорунского – 8 / 21 июня.
***
Опубликовано по: Шишкин Е. Н., священник. Первые на Ставрополье новомученики Церкви Русской. Ставрополь: Ставропольская духовная семинария, 2023. 312 с., ил.
Тропарь священномученику Григорию
Це́ркве Ру́сския сто́лпе непоколеби́мый,/ благоче́стия пра́вило,/ жития́ ева́нгельскаго о́бразе,/ священному́чениче Григорие,/ Христа́ ра́ди пострада́вый да́же до кро́ве,/ Его́же моли́ усе́рдно,/ я́ко Нача́льника и Соверши́теля спасе́ния,/ Русь Святу́ю утверди́ти в Правосла́вии// до сконча́ния ве́ка.
Кондак священномученику Григорию
Восхва́лим, ве́рнии,/ изря́днаго во свяще́нницех/ и сла́внаго в му́ченицех Григория,/ Правосла́вия побо́рника и благоче́стия ревни́теля,/ земли́ Ру́сския кра́сное прозябе́ние,/ и́же страда́нием Небесе́ дости́же/ и та́мо те́пле мо́лит Христа́ Бо́га// спасти́ся душа́м на́шим.
Величание священномученику Григорию
Велича́ем тя,/ священному́чениче Григорие,/ и чтим честна́я страда́ния твоя́,/ я́же за Христа́ во утвержде́ние на Руси́ Правосла́вия// претерпе́л еси́.
