Период, когда Епархией управлял Преосвященный Феофилакт, стал во многом поворотным. Это был период завершения первоначального обустройства всех церковных институтов на Северном Кавказе.
Архипастырская деятельность Преосвященного Феофилакта (Губина) — четвертого со времени основания епархии епископа Кавказского и Черноморского оставила в жизни епархии заметный след не только благодаря относительно длительному пребыванию на кафедре, но и благодаря выдающимся качествам, которыми обладал местночтимый на Кавказе святитель.
Время его управления Епархией (1863 — 1872 гг.) совпало со многими важными событиями в жизни православной кавказской паствы.
События эти, вкратце, были таковы. Вслед за пленением имама Шамиля в 1859 году началось покорение Западного Кавказа. Недовольные этим горцы переселялись в пределы Турции. В местах их жительства селились десятки новых казачьих станиц, каждая из которых испытывала нужду в храме Божием и священнике. В 1860 году были образованы Терское и Кубанское казачьи войска, а правое и левое крылья Кавказской линии стали именоваться соответственно — областями войска Кубанского и войска Терского. Новое территориальное устроение также вносило коррективы и в структуру церковного управления.
Наконец, в 1867 году было покончено с продолжавшейся двадцать два года ненормальной двойственностью в духовном управлении на Северном Кавказе, когда церкви Кавказского линейного войска входили в подчинение Обер-священника Кавказской армии, будучи искусственно вычленены из Ставропольской епархии, носившей с 1867 года наименование «Кавказской и Екатеринодарской».
Жизнь и деятельность владыки Феофилакта до занятия им ставропольской (кавказской) кафедры
Корни успешных результатов деятельности святителя Феофилакта мы усматриваем, прежде всего, в семейных благочестивых обычаях рода Губиных.
Преосвященный Феофилакт родился в марте 1818 года в семье диакона села Маковец, Тарусского уезда, Калужской губернии, и при Святом Крещении был наречен Феодором. Воспитывался Феодор Губин в строгом религиозном духе: отец его был постником, человеком аскетического образа жизни… По воспоминаниям Преосвященного Феофилакта, отец, несмотря на семейность и жизнь в миру, редко вкушал мясо, не пил вина, а более всего любил проводить время в хозяйственных трудах или в чтении житий святых.
Благочестие было отличительной чертой всей семьи. Родной брат Феодора принял впоследствии монашество и стал архимандритом. Старшая сестра (крестная мать и нянька Феодора) тоже стала монахиней.
Детство Феодора было далеко не радостным: оно прошло в тяжелом труде и немалой нужде. «Нас не нежили родители наши, — вспоминал позже Владыка Феофилакт. — В семинарском товариществе у нас было немного счастливцев, которые бы под праздники Рождества Христова, особенно же, — Святой Пасхи и на летние каникулы могли рассчитывать на присылаемые за ними кем-либо одноконные тележонки из дома. Эта роскошь была уделом немногих. Палку в руки, краюху за пазуху — и в путь на своих ногах. Так обыкновенно хаживал и я, и до времени все было благополучно и выгодно: и находишься и не отрываешь от работы лошадь и работника. Вот на двадцатом году моей жизни, когда я уже был на богословском классе, захотелось мне побывать дома на св. Пасху, чтобы провести этот праздник в родной семье и отвести душу, как говорили тогда, кусочком получше. Не думая долго, по обыкновению отправился я в путь и на этот раз пешком же. Был апрель, освобожденная от снега земля стала оттаивать, растворяться, дорога была грязная, ходьба трудная, от движения там и сям пробивался у меня на теле пот. Вот подхожу к небольшой реке. В обыкновенное время река едва заметно струится по руслу, но на ту пору половодья она разыгралась, вышла из берегов, а между тем моста и переправы на ней не было. Думаю: что делать? Сбросил с себя одежду верхнюю и нижнюю, завязал ее в узел и в этом положении, поддерживая узел одной рукой над головой, пустился прямо вплавь через реку. Переплыл благополучно, но дальше что! Пока на другом берегу одевался и обувался, я почувствовал тогда же сильную дрожь в теле, от которой не мог освободиться на всем дальнейшем пути до родительского дома».
Этот дорожный эпизод сыграл роковую роль в жизни юноши-семинариста, вызвав у него заболевание туберкулезом легких. Развитию этой болезни способствовали материальные лишения и напряженные занятия в стенах Семинарии.
В 1838 году Феодор Губин окончил по первому разряду Калужскую Духовную Семинарию: в этом же году он стал студентом Московской Духовной Академии.
8 марта 1842 года осуществилось желание Феодора — он принял монашеский постриг с именем Феофилакта исповедника, святителя Никомидийского. Один из однокурсников Владыки вспоминал: «И до иночества он был среди нас иной человек — сосредоточенный, всегда воздержан и до того богомолен, что не только не опускал обязательных служб в воскресные и праздничные дни, но почти ежедневно посещал вечерние службы, особенно же при мощах Преподобного Сергия».
Окончив Духовную Академию, инок Феофилакт в течение 18-ти лет трудился на духовно-учебном поприще, занимая должности инспектора и ректора многих духовных семинарий России. Попав на Кавказ Владыка Феофилакт часто говорил: «Измерил я из конца в конец всю Россию, теперь некуда ехать дальше могилы»[1].
Владыка Феофилакт на Кавказской кафедре
1 декабря 1862 года Владыка Феофилакт был назначен на самостоятельную Кавказскую кафедру, которая после ее оставления святителем Игнатием Брянчаниновым в течении полутора лет вдовствовала, и 10 февраля 1863 года прибыл в Кафедральный город Ставрополь.
Вступив в управление епархией, Владыка Феофилакт первым делом занялся рассмотрением множества накопившихся в ожидании решения дел.
Владыка Феофилакт прибыл на Кавказ в ту пору, когда в епархиальной жизни тяжело давало себя знать происшедшее в 1845г. отделение церквей Кавказского линейного казачьего войска в ведомство Обер-священника Кавказской армии. В подчинении Кавказской епархии находились лишь приходы Черномории и сел Кавказской области. Сам Кафедральный город Ставрополь окружался плотным кольцом казачьих станиц с «чужими» для епархии приходами — Ставропольского казачества.
Новый архиерей изумлял всех своим поразительным трудолюбием. Всякое дело, всякое прошение, как по епархиальному, так и по духовно-учебному ведомству, прочитывал он с полнейшим вниманием и разрешал, как того требовала справедливость и польза дела. Служившим при нем людям относиться к делу без должной ответственности было немыслимо. Оттого, наверное, уровень работы епархиальных учреждений — судебных, административных и духовно-учебного ведомства поднялся при нем весьма значительно: епархиальное судебное учреждение не знало ни одного обжалованного решения, которое в высшем духовном судилище не было бы признано разрешенным справедливо. По своему деятельному и живому характеру владыка Феофилакт ни минуты не мог сидеть без дела. К тому же нерешенных и нерассмотренных бумаг скопилось так много, что он неоднократно просил Святейший Синод учредить для их разбора особую местную комиссию. Разрешения не последовало, и вся тяжесть этой работы легла на плечи владыки Феофилакта. Употребляя на это буквально нечеловеческие усилия, он до того засиживался ночами над грудами бумаг, что нередко засыпал за письменным столом и келейники не всегда могли разбудить его. Владыка Феофилакт так переутомлялся и настолько изнемогал под тяжестью обрушившихся на него дел, что иногда его, крепко уснувшего, невозможно было пробудить от сна. Не раз его, спящего, приходилось на руках переносить в постель…
Преосвященный Феофилакт был весьма поглощен мыслью о благоустройстве Богом вверенной ему Кавказской епархии. Зачастую случалось, проснется ночью, вспомнит о каком-либо важном деле, зажигает свечу, чтобы карандашом записать на бумаге пришедшие мысли. И наутро для чиновников консистории уже готовы новые распоряжения Архипастыря. Особенно волновали его нерешенные дела, касающиеся священников.
Владыка часто с сокрушением говорил: «Как же не поспешить! Ведь это не причетники, а священники. Они кормила, свет, соль своего прихода. Может быть, кормило то давно уже требует поправки, соль выдохлась и теряет свои свойства, а свет тускнеет, а мы ничего не делаем для предотвращения вреда и пресечения соблазна».
Объезжая епархию, Владыка проводил, если не хватало времени дневного, то и ночные беседы с духовенством окрестных приходов. Несмотря на глубокую усталость, он удивительно вдохновенно говорил о высоком призвании пастыря, о его трудах, нуждах и скорбях. «Растрогается сам, растрогает и доведет до слез своих собеседников, — вспоминал один из участников таких встреч. — Могуче и тепло было его слово!»
На все просьбы поберечь слабое, пораженное тяжким недугом здоровье и не доводить себя до полного изнеможения, следовал всегда один и тот же ответ: «Нет, други, не так! Не таков я. Пока не во гробе, не выпущу своего жезла из рук».
Преосвященный Феофилакт отличался редкой правдивостью, полным беспристрастием, внимательностью. Всякому он готов был сказать правду. К ближним, нуждающимся в помощи, он был милостив и сострадателен, тайно благотворил осиротелым семействам. В личной жизни Владыка был строгим постником, воздержником, молитвенником, и за строгий, аскетический образ жизни был очень почитаем паствой кавказской.
Другой характерной чертой его архиерейского служения следует считать особое внимание к святыням края. Несмотря на формальную молодость епархии, Северный Кавказ имел к середине XIX века богатую христианскую историю, запечатленную не только в летописях, не только в сохранившихся храмах и древних христианских кладбищах, но
также и в существовании святынь, хотя и немногочисленных по историческим обстоятельствам, ибо на протяжении нескольких веков до прихода на Кавказ России христианство было здесь искореняемо.
Одной из таких святынь был (и остается по сей день) чудотворный Моздокский образ Матери Божией. Икона эта, — список с Иверского образа, была подарена христианам-осетинам грузинской царицей Тамарой. Многие чудотворения совершались при молитвенном обращении к Матери Божией перед образом Ее Моздокским, но рассказы о них распространялись лишь изустно, и, как писал в рапорте Преосвященному настоятель Моздокской Успенской церкви протоиерей Феодор Орлов «большая часть сих чудотворений остаются безгласными и уносятся облагодетельствованными в глубине благодарного сердца».
Одно лицо, испытавшее на себе милость Приснодевы открыло обстоятельства происшедшего епископу Феофилакту. Преосвященный же благословил это лицо (купца Филиппа Фирсова) записать событие, а затем за собственные деньги издал тысячу экземпляров получившейся брошюры. Кроме того, Архипастырь Кавказский приложил все усилия к строительству в Моздоке новой великолепной каменной Успенской церкви.
Вообще, о строительстве храмов Владыка проявлял особую заботу. При нем был построен самый большой в Кавказской Епархии Казанский собор в селе Новогригорьевском. В Иоанно-Мариинском монастыре были построены теплый зимний храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы (освящен Преосвященным Феофилактом 10 октября 1863 года), колокольня, каменная ограда.
Первое пострижение в мантию инокинь этой обители совершил также Преосвященный Феофилакт. В 1868 году он писал игуменьи монастыря, советуя упорядочить занятия иконописью в обители. Исполняя совет Преосвященного, игуменья Серафима решилась просить известного в то время в Ставропольской губернии художника-иконописца Миронова о уроках для сестер обители… Через два года опыты в этом искусстве достигли такого совершенства, что произведения кисти инокинь были признаны достойными занять место в храмах Иоанно-Мариинской обители… Лучшие из икон, были преподнесены Кавказскими святителями в дар лицам царствующего дома. Особенной известностью, как художница, пользовалась монахиня Евграфа.
Очень много времени отнимали у Владыки вопросы улучшения материального быта епархиального духовенства и поддержания духовно-учебных заведений на должном уровне. Преосвященный Феофилакт был строгим и взыскательным архиереем. Он не терпел нерадивого отношения к своим обязанностям со стороны членов духовной консистории, служа сам для них примером редкостного трудолюбия.
Заботами Владыки Феофилакта был построен второй этаж над флигелем духовного училища, возведены в Ставрополе два храма: Елизаветинский при Ставропольской женской гимназии Святой Александры и двухэтажный Софиевский. Предметом постоянной заботы Владыки была Екатерино-Лебяжья пустынь, куда, по представлению его, были назначаемы энергичные настоятели.
По проекту, утвержденному владыкой Иеремией, был построен Казанский Кафедральный собор города Ставрополя. Очень огорчала Владыку разбросанность и теснота помещений Ставропольской Духовной Семинарии, находившихся в разных частях города и в разных домах.
Хотя немалая часть воспитанников Кавказской Духовной семинарии и отвлекалась на военную и гражданскую службу в Кавказском крае, все же при Преосвященном Феофилакте епархия пополнилась большим числом образованных священников.
Не удалось лишь ему осуществить по недостатку средств замысел, выдвинутый первоначально еще Преосвященным Игнатием — об открытии в Ставрополе епархиального женского училища. Это удалось сделать только в 1875 г. его преемнику епископу Герману.
Состоявшееся 30 июля 1867 г. царское соизволение о подчинении духовенства Кавказского линейного казачьего войска Кавказской епархии имело для нее важные положительные последствия. Указ Святейшего Синода по этому вопросу прибыл в Ставрополь 14 сентября 1867 г. «Слава и благодарение Богу, положившему конец войне кавказской и затем даровавшему возможность положить конец и разделению духовенства кавказского, так много порождавшему затруднений и недостатков!» — удовлетворенно писал об этом важнейшем событии владыка Феофилакт.
Как уже упоминалось, в 1845 году от епархии было отчислено в ведомство Обер-священника Кавказского отдельного корпуса 87 церквей казачьих станиц. Накануне воссоединения в епархии числилось 167 церквей, из которых 67 подчинялись непосредственно Екатеринодарскому духовному правлению, и окормляли Черноморское казачество.
Теперь же к епархии оказались присоединенными сразу 220 церквей. Эта последняя цифра дает представление о бурном росте церковного строительства на Северном Кавказе, в связи с начавшимся интенсивным заселением Закубанского края и возникновением новых станиц и сел. С 1858 г. стали создаваться новые станицы по реке Урупу, в том числе Исправная, Передовая, Сторожевая, Зеленчукская, Кардоникская, Преградная и др. В 1852 г. в верховьях реки Кубани возникли станицы Усть-Джегутинская и Верхне-Николаевская (ныне Красногорская). В 60-х гг. между реками Кубанью и Урупом появилось несколько крестьянских сел: Богословское, Ольгинское, Казьминское, Ивановское, Успенское.
Появление новых поселений выдвигало задачи по созданию церковных причтов, строительству и оборудованию церквей. Военные власти тоже принимали в этом участие, заботясь, чтобы в каждой новой станице непременно был священник, который, кроме совершения треб, следил упрочнением решений нравственности среди жителей и наблюдал за устройством молитвенного дома.
По предложению генерала Н. И. Евдокимова, духовенству Закубанского края выплачивалось пособие, а затем в течении трех лет выдавалось офицерское жалованье. Принцип назначения духовенства в эти станицы был иным, нежели в 90-х гг. XVIII-го столетия в Черномории, где священники выбирались самими казаками из числа желающих из других епархий, лиц окончивших, курс в духовных семинариях, а также по жребию или назначению духовного начальства.
Но многие священники, прибывшие из Владимирской, Калужской, Костромской и Тверской епархии, не выдержав тяжелых условий жизни, непривычного климата, военных опасностей, стали возвращаться обратно в Россию. В одной из станиц ехавший с конвоем из 15 казаков священник был захвачен горцами в плен, и жителям станицы с большим трудом удалось выкупить своего батюшку.
Любопытно, что иногда само военное начальство было очень заинтересовано в обеспечении новых станиц духовенством. Командир 26 казачьего полка Пистолькорс просил священников станиц, приписанных к его полку, во время воскресных служб внушать прихожанам христианско-нравственные правила жизни, делать келейные наставления тем из них, кто слишком явно предается распутству и в особенности стараться вразумлять женщин, от которых больше всего зависит нравственный уровень населения. Пистолькорса тревожило, что в некоторых станицах «до сих пор не окончены молитвенные дома и священники имеют слишком мало дела». В связи с этим он приглашал их «содействовать благому делу народного образования». «Причетники, — писал он в приказе по полку, — под наблюдением священников и при прямой их помощи, могли бы немедленно приступить к учению молодежи грамоте».
Интересен приказ Пистолькорса, где он в 1864 г. замечал, что в Великий пост жители очень скудно питались — одним жидким крупяным супом без овощей, что могло повлечь заболевания цингой. Казаки отвечали ему, что они строго исполняют религиозный обряд — и не только говядины, но и рыбы не будут употреблять в пищу. «Некоторые, в особенности черноморские переселенцы, — указывалось в приказе Пистолькорса, — так строги в своих убеждениях, что решаются все это время не варить теплой пищи, а питаться одним хлебом». Опасаясь, что такое воздержание может иметь гибельное влияние на здоровье населения и сочувствия такому строгому соблюдению поста казаками 26-го полка Пистолькорс по военным соображениям вынужден был просить священников, если им дозволит это их убеждение и долг, внушить казакам на станичном сборе, что скоромная пища может быть употребляема ими по крайней мере, во время болезни. Приказы Пистолькорса — один из немногих документов, рисующих жизнь и быт духовенства новых станицах Закубанского края. Покидая в 1864 г. полк, он с удовлетворением в приказе отмечал: «Во всех почти станицах устроены молитвенные дома и колокольни. Звон их раздается в самых отдаленных ущельях, где несколько месяцев тому назад слышны были лишь наши выстрелы. Со священниками вашими мы заключили условия, которые бы обеспечили их от нужды и дали им возможность, не отвлекаясь мирскими помыслами, совершенно даром исполнять все духовные требы. В России только что поднят вопрос об улучшении быта духовенства, а вы уже его разрешили, опередив своих соотечественников».
Но так было далеко не везде. Некоторые из вновь возникших станиц не имели священников. Население, губительно страдавшее от болезней, умирало без исповеди и причастия, умершие погребались без отпевания, а родившиеся младенцы оставались некрещеными…
Недостаточно быстро шло строительство церквей, хотя на каждую станицу для этой цели отпускалось войском и казной 10000 рублей, да еще 850 рублей на приобретение церковной утвари и богослужебных книг. Более активно строились временные молитвенные дома.
Постоянная нужда в духовенстве среди Кавказского линейного казачьего войска приводила при пополнении его за счет других епархий к тому, что в ряды Кавказского духовенства попало немало испорченных в нравственном отношении людей. Незадолго до воссоединения церквей линейных казачьих станиц с Кавказской епархией, в канцелярии Обер-священника накопились дела об удалении 24 священников из Кубанского войска за порочное поведение. Для характеристики дурных элементов среди казачьего духовенства Кубанский историк П. П. Короленко приводит пример: в одной из станиц в 1867 году офицеры, пьянствовали со священником, напоили его до бесчувствия и носили по улицам на мертвецких носилках, говоря всем встречным, что их духовный пастырь внезапно скончался и они его сами отпевают похоронными молитвами…
Присоединение к епархии церквей Кавказского линейного духовенства завершилось в 1868 г. Обозревая вновь присоединенные приходы, Преосвященный Феофилакт заметил среди духовенства много уклонений от правил благоповедения и церковного порядка. Многие священники, особенно в глухих горных станицах, оказались малоопытными не только в пастырской деятельности, но даже в совершении богослужения и отправлении обычных треб. Лишенные опытных руководителей в лице благочинных, они отвыкли даже от церковности. Для владыки Феофилакта из первых поездок по епархии стало очевидным, что управление воссоединенным духовенством всего Северного Кавказа возложило на его плечи очень тяжкое бремя. Для того, чтобы направить церковную жизнь епархии на правильный путь, он сам в здании духовной семинарии стал вести назидательные беседы с ее преподавателями и воспитанниками, с городским духовенством и с посещавшими Кафедральный город по служебным делам станичными и сельскими священниками. Темой таких бесед служило обычно разъяснение высокой миссии пастырского служения. В этих поучениях большое внимание уделялось исповеди, как могущественному средству воспитания паствы в строго нравственном православном духе.
С присоединением церквей Кавказского линейного духовенства невероятно усложнилось и управление епархией. Одна лишь переписка с военными и гражданскими властями стала поглощать массу времени у Преосвященного Феофилакта. Возникла настоятельная необходимость в учреждении в епархии викариатства.
Эта мысль, за которую ратовал еще Преосвященный Иеремия, первый епископ Кавказский и Черноморский, получила, наконец, осуществление в 1870 г., когда состоялось открытие Моздокского викариатства, существовавшего с 1793 по 1799 гг. в Астраханской епархии.
Достойным преемником знаменитого Гаия, епископа Моздокского и Маджарского, стал теперь ректор Кавказской духовной семинарии, архимандрит Исаакий. За 12 лет службы в семинарии он основательно ознакомился с епархиальными делами, что очень помогло ему в новом служении епископа.
Живя в городе Ставрополе, при приписанной к архиерейскому дому Андреевской церкви, Преосвященный Исаакий (впоследствии епископ Томский и Семипалатинский) оказался прекрасным помощником владыки Феофилакта в управлении обширнейшей епархией, насчитывавшей 400 церквей.
Одних благочиний в ней числилось 33, против 18 в 1864 году. В епархию также входили: Черноморская Екатерино-Лебяжья Николаевская пустынь, Кизлярский Крестовоздвиженский монастырь, Черноморская Марие-Магдалиинская женская пустынь.
Преосвященному Феофилакту пришлось пойти на вынужденный и тягостный шаг — удалить из епархии группу духовенства неблаговидного поведения, приехавшую на Кавказ из России. По недостатку священников духовная консистория публиковала вызовы иноепархиального духовенства, обещая диаконам рукоположение во священники и предоставление священнической должности. В охотниках недостатка не было, но каждый такой выходец из России приносил на Северный Кавказ богослужебные порядки своей прежней епархии. В результате в одной лишь Кавказской епархии процветало тогда необычайное разнообразие в порядке совершения богослужения. Преосвященный Феофилакт очень огорчался этим и прилагал все усилия к тому, чтобы внести в это дело руководящее, объединяющее начало. Владыка Феофилакт вел непримиримую борьбу с такими пороками в духовной среде как пьянство, стяжательство, кляузничество и не останавливался даже перед крайними мерами.
Ревностно относясь к делу духовного просвещения, преосвященный Феофилакт много усилий приложил к учреждению при храмах епархии библиотек. Дело это было новое и непривычное. Поэтому владыке, как свидетельствуют архивные документы, приходилось применять довольно жесткие меры для вразумления отцов благочинных, что, как видно из тех же документов, привело к должному результату. В короткое время каждый храм Кавказской епархии обладал библиотекой, включавшей в себя до нескольких десятков наименований книг и журналов, в особенности же издания Духовных Академий.
12 декабря 1866 года епископ Феофилакт, в ознаменование примерной архипастырской деятельности, засвидетельствованной Его Императорским Высочеством Великим князем Михаилом Николаевичем, Наместником Кавказским, всемилостивейше сопричислен к ордену Святой Анны 1-й степени.
Непомерные труды на Кавказской кафедре ускорили развитие болезни, поразившей его еще в юности. С осени 1871 года он все более слабел физически, стал испытывать затруднения в совершении Божественной Литургии, и если служил, то, большей частью, в Крестовой архиерейской церкви раннюю Литургию. На праздник Сретения Господня Владыка отслужил последнюю Божественную Литургию.
«Пора умирать, — говорил он близким людям, — так давно я уже болен, да и в роду моем дольше моих лет никто не жил». Перед наступлением Светлого дня Пасхи Владыка с горечью произнес: «Страшно даже подумать, что в такой праздник архиерей будет не на своей кафедре в Крестовой церкви, а на одре болезни…»
Но несмотря на крайний упадок сил, Преосвященный Феофилакт строго соблюдал пост, совершал келейное молитвенное правило и вплоть до самого последнего часа, проявлял заботу о состоянии епархиальных дел.
Кончина святителя Феофилакта
В день смерти, когда он уже не мог встать с постели, Владыка распорядился через келейника пришедшему к нему секретарю духовной консистории: «Пусть оставит бумаги, может быть, улучу минуту посмотреть».
Последними словами святителя Феофилакта после соборования были: «Пришел для меня, други и братия, предел, его же не прейдешь, настал и час проститься с вами. По совести могу сказать, что всех вас я любил искренно за честное житие и труды, хотя и сознаюсь, что не всегда одинаков был с вами. Но и сего последнего можно было бы избежать, не будь я таким болезненным. Простите меня, кого из вас чем обидел, и молитесь за меня».
11 мая 1872 года, в субботу второй седмицы по Пасхе, в 6 часов вечера, Преосвященный Феофилакт отошел ко Господу. 12-кратный мерный колокольный звон всех городских церквей возвестил о кончине Преосвященного епископа Ставропольского и Екатеринодарского Феофилакта. 13 мая тело почившего архипастыря было перенесено, под красный звон знаменитого кафедрального колокола и под пение торжественного пасхального канона и стихир, из архиерейского дома — в Казанский кафедральный собор.
15 мая Преосвященный Исаакий, викарий Кавказской Епархии, в сослужении сорока священников, совершил Божественную Литургию и погребение почившего Кавказского святителя. Погребен был Владыка под сводами подвального этажа Казанского кафедрального собора.
По поводу его погребения Преосвященный Иеремия, первый епископ Кавказский, писал в Ставрополь настоятельнице Иоанно-Мариинского монастыря игумении Серафиме, что Владыка Феофилакт, будучи четвертым епископом на Кавказской кафедре, первым сложил на ней свои честные останки, и, таким образом, даже после смерти пребывает неразлучно со своей паствой.
Кончина архипастыря Кавказского сопровождалась чудесным знамением: до дня его погребения на Кавказе стояла страшная засуха, но как только было совершено погребение, надвинулись тучи и прошел обильный дождь. Православные жители города Ставрополя дивились сему, определив в этом знамении явное свидетельство того, что почивший Архипастырь обрел благодать у Господа .
«Не пререкаю душам верующих, — говорил в надгробном слове протоиерей В. Розалиев, — потому что в глубине моей совести несомненно знаю, что мы похоронили в нем не только великого труженика на поприще высокого звания, но и полнейшего девственника… Мы и ныне, — продолжал он, — ввиду того, что прошло перед нашими глазами, можем смело и громко сказать, что Преосвященный Феофилакт не уронил дела Божия на Кавказе, и вполне убеждены, что беспристрастная история и будущее потомство отведут ему видное место в ряду Кавказских иерархов. Это был воистину светильник горящий и светящий, свет которого светился пред человеки, на всех степенях, на каких оставил его Промысел Вышний для свечения и горения; это был
Архипастырь, неусыпные труды, добрые дела и высокие качества которого видела вся паства, и многие из среды ее, подражая ему, прославили тем и будут прославлять Отца нашего, иже на небесех».
Преемник Преосвященного Феофилакта, епископ Герман, при вступлении 27 июля 1872 года на Ставропольскую кафедру, спустился в усыпальницу Кафедрального собора, чтобы поклониться Преосвященному Феофилакту. Все последующие годы на могиле служились панихиды, а в 1912 году, в сороковую годовщину со дня блаженного преставления его, был поднят вопрос о канонизации. Как решилось тогда дело, — установить не удалось из-за отсутствия архивных документов.
Святитель Феофилакт — небесный заступник северокавказской паствы
В 1917 году, в дни грозных потрясений могила Владыки Феофилакта стала местом массового паломничества. Об этом писал священник Кафедрального собора Валентин Тихов настоятелю собора протоиерею Александру Яковенкову.
Последний доложил Высокопреосвященнейшему Агафодору, архиепископу Кавказскому и Ставропольскому, и просил благословения на получение в консистории «шнурованной книги» для внесения в нее свидетельств о получении помощи по предстательству в Бозе почившего епископа Феофилакта.
9 апреля 1918 года архиепископ Агафодор наложил следующую резолюцию на рапорт протоиерея Александра Яковенкова: «Переписку эту консистория немедленно рассмотрит. Если найдет нужным, — вызовет в присутствие консистории священника Валентина Тихова и сделает ему нужные указания, ввиду заявления о. Тихова выдать книгу о. протоиерею собора для записи им заявлений о получении помощи по предстательству в Бозе почившего епископа Феофилакта».
Книга эта по вполне понятным причинам (достаточно прочесть книгу «Бесы русской революции» И. Сургучева[2], известного писателя, выпускника Ставропольской Духовной Семинарии) не была заведена, но факты, приведенные в рапорте священника Валентина Тихова, достойны самого серьезного внимания.
Вот что он, в частности, писал[3]:
«Во исполнение Вашего предложения от 4 апреля сего года, долг имею почтительнейше доложить Вашему Высокопреподобию следующее:
К гробнице почивающего под Кафедральным собором святителя Феофилакта стали притекать богомольцы с весны 1917 г. Первыми, пожелавшими помолиться при гробе епископа, были монахини местного Иоанно-Мариинского женского монастыря, среди которых были мне известные монахини Херувима и Рафаила… Служил им панихиду по епископу Феофилакту я. На мой вопрос: по какой причине они служат панихиду над могилой Святителя, они ответили, что у них пошли в монастыре разные нестроения, в особенности из-за игуменьи, поэтому они и пришли сюда помолиться у гроба святителя, так как слышали, что молитва при гробе этого Владыки успокаивает мятущиеся сердца и, вообще, действует умиротворяющим образом при возникновении всякого рода споров, ссор и несогласий.
Монахини Иоанно-Мариинского монастыря еще не один раз служили такие панихиды на могиле епископа Феофилакта; их споры и нестроения в монастыре улеглись, закончившись избранием новой игумении Нины, которая пришлась всем монахиням по сердцу. Чтобы проверить это, я 7-го апреля отправился в местный женский монастырь и там отобрал письменное показание лишь от монахини Рафаилы; что же касается монахини Херувимы, то таковой я не мог допросить за ее временным отсутствием из монастыря. Показания монахини Рафаилы вполне подтверждают факты, изложенные мною выше.
В мае месяце 1917 года ко мне заехала из Екатеринодара жена диакона Молчанова — бывшего моего псаломщика в ст. Рождественской, и в страшном горе поведала нам ( мне и моей жене ) печальное известие о смерти ее старшего сына Василия — офицера, убиенного в Персии. Известие это она получила по телеграфу от старшей сестры милосердия того госпиталя, где, якобы, умер ее сын Василий. Желая утешить плачущую мать, мы с женой посоветовали Молчановой отслужить панихиду по святителю Феофилакту на его могиле и, возможно, по примеру насельниц местного женского монастыря, ее горе также уврачуется — и она получит утешение.
Диаконица исполнила наш совет; после панихиды успокоилась — и поехала в этот же день обратно домой, в Екатеринодар. Но тут ей почему-то сильно пожелалось заехать к своему свату в станицу Малеванную, Кубанской области; и какова же была ее беспримерная радость, когда она там увидела своего сына живым, хотя и сильно больным. Это внезапное появление ее сына, которого она считала уже умершим, ничем иным нельзя объяснить, как только результатом молитвенного ходатайства за него почившего святителя Феофилакта, на гробнице которого так усердно молилась родная мать о сыне. Показания от Молчановой за дальностью расстояния и прекращением почтовых сообщений с Екатеринодаром я не мог отобрать.
Летом прошлого года вдова потомственного почетного гражданина Ольга Никитична Меснянкина, проживающая в собственном доме по Мещанской улице, видела во сне, в полном архиерейском облачении, с митрой на голове, неизвестного ей святителя, в одной руке он держал свой посох, а в правой руке святой крест, которым и благословил Меснянкину молча, причем последняя поцеловала крест и проснулась. Рассказавши этот сон, бывшей у нее в этот день монахине местного монастыря Рафаиле, она, Меснянкина, по ее совету, служила в этот день панихиду на могиле епископа Феофилакта, и затем, когда та же монахиня принесла ей портрет епископа, признала в явившемся ей Святителе — святителя Феофилакта.
Жена титулярного советника Ольга Николаевна Фоменко, жившая по 1-й Ясеновской улице, 45, также свидетельствует, что, после служения панихид по епископу Феофилакту, она получала неоднократно облегчение в скорби.
Жена чиновника Мария Иосифовна Богатырева, живущая в собственном доме по 1-й Подгорной улице, 42, показывала, что она получила исцеление больной руки, когда стала мазать ее елеем из лампады, горящей над гробницей святителя Феофилакта.
Приведем свидетельство самой Марии Иосифовны Богатыревой:
«Перед Крещением Господним в сем году (1918) я подколола себе руку, и вся рука разболелась так, что я не могла ею владеть: носила ее на перевязке и в шубу никогда не вдевала. Я обращалась к врачу Коноплеву, затем к Перекропову, но пользы от лекарств не получила. Доктор Перекропов сказал, что болезнь моя затяжная и не может поддаться скорому лечению. На первой Неделе Великого Поста я говела, и когда в четверг, 8 марта, служилась панихида над могилой епископа Феофилакта, я прикасалась больной рукой, во время служения панихиды, к гробнице Святителя, а также взяла масла из лампады, которая находится в усыпальнице над гробницей Преосвященного. Докторские лекарства я оставила употреблять, так как все это было на масленицу, а теперь, с 8 марта, стала мазать свою больную руку маслом, взятым из лампады Святителя. И вдруг моя рука стала постепенно выздоравливать. В настоящее время я почти выздоровела рукой: могу ею перекреститься… Могу даже ею брать легкие предметы. Свое выздоровление приписываю небесной помощи, посланной мне, грешной, по молитвам святителя Феофилакта.
Свое показание я могу подтвердить и под присягой».
В годы лихолетья, когда был варварски уничтожен Казанский Кафедральный собор, осквернена была и могила епископа Феофилакта. На месте собора разбили цветочные клумбы, и долгое время земля хранила то, что осталось от собора и усыпальницы Владыки.
В 1990 году, при Ставропольском горсовете, был образован комитет по созданию заповедной зоны на Крепостной горе. Летом 1991 года на месте Казанского Кафедрального собора начались раскопки, во время которых, в южной части склона была обнаружена гробница с останками святителя Феофилакта. Епархиальный совет под председательством Митрополита Гедеона, заслушав сообщение Владыки Митрополита и подробный доклад краеведа В. Гребенникова, определил перенести честные останки епископа Феофилакта торжественно Крестным ходом, от Соборной горы в Кафедральный собор святого апостола Андрея Первозванного и установить гробницу с мощами Святителя на видном месте для почитания и поклонения, что и было совершено 17 ноября 1991 года. Впервые после 70-летия безбожия и атеизма по городу Ставрополю прошел торжественный Крестный ход от Соборной горы к Кафедральному собору Святого апостола Андрея Первозванного.
Перед началом Крестного хода с мощами святителя Феофилакта Высокопреосвященнейший Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский, в сослужении множества духовенства, совершил заупокойную панихиду на месте обретения останков Святителя Божия. Затем Высокопреосвященнейший Гедеон возглавил Крестный ход, и останки Святителя были принесены в Кафедральный собор. В тот же день была видимо явлена Божия милость и благоволение: с утра было очень пасмурно и холодно, но как только Владыка Митрополит произнес начальный возглас панихиды, тучи мгновенно рассеялись, засияло солнце и сделалось тепло. Честные останки святителя Феофилакта были установлены у Никольского придела Кафедрального собора. Над ними помещена икона святителя Феофилакта Никомидийского — небесного покровителя епископа Феофилакта. Икона передана в город Ставрополь представителем Патриарха Иерусалимского Диодора архимандритом Феофилактом.
В 1994 году Епархиальная комиссия, по благословению Высокопреосвященнейшего Митрополита Гедеона, освидетельствовала останки и констатировала, что от мощей исходит легкий благоуханный запах и они пребывают нетленными. Комиссия представила на имя Митрополита соответствующий акт. К акту были приложены письменные свидетельства прихожан Кафедрального собора о чудесных исцелениях, произошедших у мощей святителя Феофилакта. Так, Чулкова Ольга Викторовна, проживающая в Ставрополе, сообщает о чудесном исцелении сильно обожженной руки после прикладывания ее к гробнице Святителя, а также об исцелении поломанной в нескольких местах руки ее сына.
В год перенесения мощей были направлены документы в Синодальную комиссию для канонизации Святителя. У нас же, на Кавказе, он давно почитаем, и его молитвенное предстательство, как устроителя Божиего мира, нам, живущим на неспокойном и огнедышащем Кавказе, весьма необходимо. Мы верим и знаем, что молитвенное предстательство и помощь святителя Феофилакта народам Кавказа, кавказскому духовенству, милой его сердцу Ставропольской Духовной Семинарии не прекращались и не оскудевали со дня его блаженной кончины и никогда не прекратятся.
Публикуется по изданию: Прот. Павел Самойленко. История Ставропольской епархии (1843-1918) //Спб, 1999
[1] Его деятельность не осталась незамеченной высшим духовным начальством. 15 марта 1842 года инок Феофилакт был рукоположен в иеродиакона, а 28 июня — во иеромонаха. 22 ноября 1843 года иеромонах Феофилакт был возведен в степень магистра богословия, а 27 июля 1844 года на иеромонаха Феофилакта был возложен магистерский крест. С 1 августа по 11 ноября 1844 года он исполнял должность ректора Петрозаводских Духовных училищ. С 10 апреля того же года, по Высочайшему Указу, он был утвержден членом Петрозаводского тюремного губернского комитета. 3 мая 1850 года отец Феофилакт был назначен ректором Калужской Семинарии, профессором богословских наук с определением в настоятели Лихвинского Покровского монастыря. 14 мая 1850 года иеромонах Феофилакт возведен в сан архимандрита. 25 июля 1850 года архимандрит Феофилакт получил назначение благочинного мужских монастырей Калужской Епархии, а на следующий день был включен в члены Калужской Духовной Консистории. С 1 августа 1852 года он исполняет послушание благочинного Калужского Казанского девичьего монастыря, а через полтора месяца, 15 сентября 1852 года, избран в директоры Калужского Губернского Попечительного о тюрьмах комитета. 17 апреля 1854 года архимандрит Феофилакт, в воздаяние усердной службы, Всемилостивейше сопричислен к ордену Святой Анны 3-й степени. 15 марта 1855 года он получил назначение цензора проповедей, произносимых священниками Калуги. С 1 декабря 1857 года архимандрит Феофилакт — ректор Волынской Духовной Семинарии, профессор богословских наук. 14 апреля 1858 года он был награжден орденом Святой Анны 2-й степени, а 22 сентября 1860 года назначен епископом Старорусским, викарием Новгородской епархии. Хиротонисан во епископа — 2 октября 1860 года в Санкт-Петербурге, в Исаакиевском соборе. 9 декабря епископ Феофилакт был утвержден вице-президентом Новгородского попечительного о тюрьмах комитета. В этих своих трудах он достаточно преуспел, и 8 сентября 1862 года был удостоен ордена Святого Владимира 3-й степени.
[2] Сургучев И. Бесы русской революции. Париж, 1937 (репринт: Ставрополь 1987.)
[3] Архив Ставропольского епархиального управления.
